Майкл Тернер - Порнографическая поэма (The Pornographer`s Poem)
Ну ладно, намазал он себе хуй этой дрянью, довольно долго этим занимался, стоя на коленях у меня между ног. Как будто он у него длиной в ярд. Глупо ухмыляется, глядя на меня. Я опять пытаюсь встать, чтобы улизнуть, — он толкает меня обратно. Грубо. Потом зажигает лампу. Теперь комната уже нормальная, по мне еще в два раза жутче. Потому что теперь он говорит, что собирается со мной делать. Говорит, что хочет видеть, как его хуй входит в меня и как мои сиськи трясутся, пока он меня ебет. И немедля принимается за дело. И даже со смазкой это совершенно убийственно, понимаешь? Но парень очень силен. Я абсолютно ничего не могу поделать. Но тут он внезапно останавливается. Так же быстро, как начал. И знаешь, что он мне говорит? Что мое влагалище слишком большое для него. Можешь себе представить? Да, потом он спрашивает меня, не рожала ли я. Потом начинает смазывать мне анус и рассказывать, что он все время делает это с Таней и ей безумно нравится. Потом сует один из своих больших пальцев прямо мне в задницу — и, я клянусь, он достал до почки! Потом вытаскивает его — так быстро, что я думала, он оторвал мне кусок внутренностей. Я делаю все, чтобы вырваться, сбежать с этой проклятой кровати, но он слишком силен. Боже, как отвратительно! Я начинаю колотить его кулаками, делаю все, что могу, сжимаю задницу. Но ему удается все-таки туда проникнуть. И это охуительно больно! Тут он, кажется, наконец кончил. Только тогда я смогла сбросить его с себя. Слава Богу, что там была эта смазка. Все вокруг было в жиру. Потом я наконец сползла с кровати и что-то на себя нацепила. Это последнее, что я помню до того, как проснулась.
Когда я проснулась, он лежал на кровати рядом со мной, одетый, и читал какой-то комикс. Единственное, в чем я уверена, — что мы обнимались. Флинн сказал, что я заснула, как только добралась до кровати. Я все еще не могу поверить, что я увидела все это за какие-то пятнадцать минут. Наверно, перетрудилась за последнее время.
ВНУТРИ. МОЯ КОМНАТА В ЦОКОЛЕ
НЕТТИ
Так что он, наверно, сейчас ебет эту ужасную Таню. Да, ты знаешь, что он мне еще сказал? Ты не поверишь, но он сказал, что, пока мы были в спальне, вы с Таней трахались на диване. И знаешь, что он еще сказал? Что, может быть, мы когда-нибудь потрахаемся вчетвером. Он сказал, что Робин сообщил ему, что ты любишь сосать хуй. Это правда? Что ты любишь сосать хуй? Блядь, мне кажется, я просто умру, если увижу вас с Флинном вместе. Я хочу сказать — этот парень такое дерьмо.
Попкорн подходил к концу. Нетти, словно маленькая птичка, склевала последнее зернышко. Облизав пальцы, она обняла меня за плечи.
— Так это правда? — спросила она, улыбаясь и притягивая меня к себе.
— Что именно? — спросил я, прекрасно зная, что она имеет в виду.
— Что вы с Таней сошлись?
Я подумал с секунду. Не было смысла врать.
— Ну, она сосала мой хуй, но я не кончил, — ответил я.
— Она сосет хуй так же хорошо, как я? — спросила Нетти.
— Нет, — солгал я.
Нетти переставила опустевшую вазочку из-под попкорна на пол. Ее анус сверкнул в свете лампочки. И я снова почувствовал запах Флиннова одеколона.
16.19
— Нетти была уверена, что это был сон?
— Так она сказала.
— Не думаете ли вы, что она была изнасилована?
— Только в ее собственном сне.
— Ее сон был очень ярким.
— Судя по всему, да. Но в ярких снах нет ничего противозаконного, не правда ли?
— Вы с Нетти занимались в эту ночь анальным сексом?
— Нет. Мы просто лежали на кровати и слушали записи. Немного целовались. Мы оба получили к тому времени достаточно впечатлений.
— Когда вы увидели ее следующий раз?
— В день ее отъезда.
17.1
Я попрощался с Нетти на крыльце ее дома. Ее родители и Дунк уже ждали в машине. Это выглядело довольно забавно. Судья Смарт на водительском месте, со взглядом, направленным прямо вперед, как будто он смотрел кино, не вылезая из машины. Миссис Смарт то и дело подкрашивала губы — наверно, за эту поездку она сточила свою губную помаду не меньше чем на дюйм. И Дунк — Дунк сидел позади судьи, повернувшись назад, скрестив руки на груди и взявшись ладонями за свои плечи.
Не то чтобы они нас раздражали. Вовсе нет. Сказав друг другу все слова, которые положено говорить в таких случаях, мы крепко обнялись на прощание. Сначала это была просто забава — прикольно было стоять обнявшись, испытывая терпение ждущих Нетти домашних.
Но потом случилось нечто непредвиденное: мы вдруг поцеловались в губы — так, как будто были безумно влюблены друг в друга. Это было так странно. Я почувствовал мощный прилив теплоты. И тут из моих глаз хлынули слезы. Я мог бы остановить их, но не хотел. Наверно, потому, что хотел, чтобы Нетти их видела. Это был, я думаю, единственный способ показать ей, что она для меня значит. И знаете что? Она тоже заплакала. Это было забавно. И мы смеялись над этим. Потом мы еще раз обнялись. Тут терпение судьи лопнуло, и он просигналил. Спектакль окончен.
17.2
В первую субботу после Нового года я встретился с Флинном на квартире у Робина.
СНАРУЖИ. МОЙ ДОМ. ДЕНЬ
Я иду по дорожке вокруг газона. Звук открывающейся двери. Дотти, в домашнем халате, высовывает голову.
ДОТТИ
Тсссс!
Я делаю вид, что не слышу ее.
ДОТТИ
Тсссс! Ты, маленький говнюк!
Я быстро сворачиваю влево и подхожу к ней сбоку. Мне навстречу бежит Бенгт-младший. Он приветствует меня. Он счастлив. Его длинный язык охватывает мое запястье как браслет.
ДОТТИ
Отьебись, Бенгт!
Дотти отталкивает пса. Откуда-то из дома доносится пронзительный крик попугая.
ПОПУГАЙ
Эй, еби ее!
Собака, сверкнув яйцами, скрывается в кустах.
ВНУТРИ. КУХНЯ В ДОМЕ РАГНАРССОНОВ. ДЕНЬ
Дотти подает кофе, сурово глядя на меня.
ДОТТИ
(мне в лицо, сердито)
Почему ты мне не ответил, когда я звала тебя первый раз?
Я
Я не слышал.
ДОТТИ
(поворачиваясь ко мне спиной)
Лжец!
Дотти подливает себе в кофе ликеру.
Я
Как там Кай?
ДОТТИ
Его выпустят под залог на следующей неделе.
Она быстро вращается на табуретке. Смотрит мне в глаза. Потом лезет в карман и достает оттуда пятку[45]. Трясет рукой.
Я
(пожимая плечами)
Это пятка, Дотти.
В дверях появляется Бенгт-младший. Он готовится к прыжку.
ДОТТИ
Ну так докури ее.
Дотти тычет мне пяткой[46] в грудь, оставляя черный след на моем белом свитере — свитере, который связала мама к Рождеству. Я беру у нее косяк, раскуриваю, вдыхаю дым и ощущаю во рту его вкус.
Я
(передавая ей пятку)
Вкус как у пластилина[47].
МОЙ ВЗГЛЯД
Дотти и все вокруг теряют резкость, как если бы линзу объектива камеры намазали вазелином. Дотти что-то говорит, но звуков не слышно.
ВНУТРИ. СПАЛЬНЯ В ДОМЕ РАГНАРССОНОВ
Мое лицо крупным планом
Видно, что я накурен.
КАМЕРА ОТЪЕЗЖАЕТ
Я лежу на кровати Рагнарссонов, привязанный за запястья и лодыжки к ее столбикам.
Дотти сидит у зеркала, расчесывая волосы. Рядом с ней ее косметичка.
Я
(слабым голосом)
Дотти!
Поворачиваю голову в другую сторону.
МОЙ ВЗГЛЯД
Я смотрю в восточное окно спальни Рагнарссонов и вижу окно спальни моей матери. Мать сидит на краю кровати. Перед ней стоит Карл. Он без штанов. Мать сосет член Карла.
Я поворачиваю голову обратно.
МОЙ ВЗГЛЯД
Вместо Дотти перед трюмо сидит Кай. Он встает и идет ко мне, вытаскивая из области промежности пистолет.
Кай хватает меня за волосы, поднимает мою голову и приставляет дуло пистолета к затылку. Стреляет.
МОЙ ВЗГЛЯД
Я поднимаюсь к потолку, который разлетается в щепки. Над ним голубое небо. Я продолжаю подниматься вверх. Смотрю вниз и вижу свой дом, который с такой высоты имеет размер пистолетной пули. Я вижу дома соседей, парк, а затем и весь город. Слышу громкий хлопок и понимаю, что это, несомненно, звук выстрела, который отправил меня на небо.
ВНУТРИ. МОЯ КОМНАТА В ЦОКОЛЕ
Я просыпаюсь и сажусь на кровать.
17.3
— Когда вы видели этот сон еще раз?
— Еще раз? Что вы имеете в виду? Разве я говорил вам, что видел его не один раз?
— Фигура речи. Так когда вы видели этот сон?
— Я действительно видел этот сон трижды — три ночи подряд. Первый раз — в ночь после моей встречи с Флинном у Робина.
— Видели ли вы этот сон хоть раз после этих трех ночей?
— Нет, больше ни разу.
— Есть ли у вас предположения, что он может значить?
— Нет, а у вас?
17.4
Итак, в первую субботу нового года я сидел в квартире Робина в ожидании Флинна. Робин на кухне пытался заварить чай. Я поднял лежащий на столе старый номер «Марокканских мальчиков» и громко хлопнул им об стол, желая привлечь внимание Робина. Но он не реагировал. Слишком занят, блядь! Заебал.
— Робин! — позвал я. — Где твое банджо?
— Моя любимая песня, — крикнул он в ответ, — это «Heart of Glass».
Я повторил свой вопрос.
Он опять не расслышал.
— Флинна? — переспросил он. — Все равно. Та же запись.
